Что есть в мире круче русского авангарда 20-х? Для неимоверного расцвета хватило и нескольких лет в разрушенной стране. Модерн существовал тоже недолго: десяток лет - до Первой мировой. Но разве можно сравнивать?!
Сталин задушил русский авангард - знал, что душил. Но остался эпицентр его в Москве, на Лубянке. Лучший музей мира - музей Маяковского. Без преувеличения. Я была там всего однажды. На выставке русского авангарда. Было всего двое посетителей - я и молодой итальянец. Смотрительницы встретили как родную, ходили за мной и рассказывали, рассказывали. Итальянец, когда мы пересекались где-нибудь, тоже бросал мне восхищенные взгляды. Тогда я подумала, что у итальянцев так принято реагировать на каждую юбку. По прошествии времени, я поняла, что он восхищался единственной в целой Москве русской любительницей русского авнгарда. Вот! В тот день самым главным экспонатом музея была я. Да!
А дальше стихотворение в прозе про музей.
"Это единственный в мире музей про то, как поэзия трансформирует физическое пространство.
Музей — четыре этажа тотальной инсталляции. Придумали ее архитектор Андрей Боков и художник Евгений Амаспюр по программе, написанной Тарасом Поляковым. Пространственно их вел Музей Гуггенхайма в Нью-Йорке: как и там, вы поднимаетесь на четвертый этаж (только лестницей, а не лифтом) к комнате поэта и потом широкими пандусами спускаетесь обратно, проходя через различные миры. Художественно их вело искусство русского авангарда 1920-х. Музей членится на зоны, последовательно представляющие детство Маяковского в Кутаиси, его пребывание в Бутырке, учебу в Училище живописи, ваяния и зодчества, дореволюционную поэзию, войну и потом — выше — советские 13 лет, и каждая из этих зон сделана так, будто бы... Будто бы, во-первых, на каждую из тем была сделана авангардная картина в 1920-х годах Родченко, Лисицким или Поповой.
...Сделано это едва что не изумительно. В музее отменены вертикаль и горизонталь, предметы — стулья, столы, водосточные трубы, штыки, бюст Ленина — реалии стихов Маяковского — плавают в невесомости, будто морфемы в смысловом поле, еще не скрепленные грамматикой и синтаксисом высказывания. Силу тяготения заменяют пространственные линии — строчки, которые ухватывают смыслы и выстраивают из них пространство так, как строится стих. Естественно, все получается лесенкой, лестница оказывается главным формообразующим принципом всего музея, и там такое ощущение, что ты всегда оказываешься не на полу, не в коридоре или комнате, но на ступени. При этом несущие конструкции лестниц как будто поставлены не прямо, не под 90 градусов, а косо, веером, как проходит косой дождь.
Все это будто постоянно движется, куда-то падает, колышется, и есть только одно место во всем этом бурном становлении пространства, которое совершенно спокойно, жестко, статично и симметрично. От него, собственно, и расходятся все линии — или, точнее, к нему и сходятся. Это комната Маяковского, единственное историческое место в этом музее. Как в русском конструктивизме вообще, тут приняты очень конкретные, вещественные метафоры, комната буквально превращена в "комнатенку-лодочку", где он "проплыл три тыщи дней",— она плывет через эту инсталляцию. Прожил — и застрелился. Это в каком-то смысле не вполне музей восхождения к самоубийству — и в этой точке вся экспозиция вдруг становится не последовательно изложенной биографией поэта, рассказанной языком авангардной инсталляции, а миром в момент взрыва в мозгу, когда остатки смыслов и слов разлетаются во все стороны, теряя связи друг с другом и пространством. Музей одного, довольно острого мгновения."
( Григорий Ревзин )
Journal information